– Но это был твой дом.

– А теперь это его дом. Как ты думаешь, она захочет кетчуп?

Когда мать говорила таким тоном, Камилла знала, что спорить не стоит. Она сняла резиновые перчатки и начала втирать в руки увлажнитель, думая о доме, который по-своему повлиял на все ее детство.

– Так что он собирается там устроить?

– Роскошный отель, по-видимому. Высококлассное заведение для творческих личностей. Он держит клуб в Лондоне – сплошные писатели, художники, артисты – и захотел что-нибудь подобное на берегу моря. Где смогли бы отдохнуть люди его круга. Все будет очень современно, как он говорит. На грани эпатажа.

– Представляю, как отнесутся к этому в городе.

– Плевать на город. Он не собирается менять фасад дома, а что внутри – кому какое дело?

– Когда это кого-нибудь останавливало? «Ривьера» расшумится. Новое заведение помешает их бизнесу.

Миссис Бернард прошла за спиной дочери и поставила на плиту чайник.

– У «Ривьеры» клиентов раз-два и обчелся. Отель для лондонских шишек не затронет их никаким боком. Наоборот, от него будет только польза. Городок умирает, а так, быть может, в него опять вдохнут немного жизни.

– Кейти будет скучать по дому.

– Кейти сможет приходить туда, когда захочет. Новый хозяин сказал, что собирается поддерживать связи дома с прошлым. Ему с самого начала понравилось, что дом связан с историей, – добавила она даже с каким-то удовольствием. – Он попросил меня кое-что подсказывать при восстановительных работах.

– Что?

– Я ведь знаю, как он выглядел раньше. У меня сохранились фотографии, письма и прочее. Это тебе не какой-нибудь неумелый застройщик. Он хочет сохранить характер дома.

– Похоже, он тебе понравился.

– И правда понравился. Он все называет своими именами. Но он любознателен. Не часто встретишь мужчин, которые проявляют любознательность.

– Как папочка, – не удержалась Камилла.

– Он моложе твоего отца. И совсем на него не похож. К тому же, как тебе известно, твоего отца никогда не интересовал этот дом.

Камилла покачала головой:

– По правде сказать, я не понимаю, ма. Не понимаю, почему теперь, спустя столько лет… Всю жизнь ты была тверда насчет… Даже когда папе надоело…

– Ох уж мне эти дети, – прервала ее мать. – Считают, что все обязаны им всё объяснять. Это мое дело. Мой дом, мое дело. На вас это не скажется, поэтому нечего тянуть все ту же песню.

Камилла задумчиво прихлебывала чай.

– А как ты поступишь с деньгами? Тебе, должно быть, заплатили за него немало.

– Не твое дело.

– Папочке сказала?

– Да. Он нес такую же чушь, как ты.

– И наверное, сказал, что у него есть отличная идея насчет этих денег.

Мать рассмеялась:

– От тебя, как всегда, ничто не ускользнет.

Камилла опустила голову и с безобидным видом заметила:

– Ты могла бы устроить для папочки круиз. Только для вас двоих.

– А еще я могла бы пожертвовать все деньги НАСА, чтобы выяснить, есть ли на Марсе зеленые человечки. Ладно. Сейчас попью чая, а потом пробегусь по магазинам. Тебе что-нибудь нужно? Заодно прогуляю твоего лохматого пса, а то он толстеет.

– Ты прекрасно выглядишь. Мне нравится твоя прическа.

– Спасибо.

– Примерно такую же ты делала, когда работала в банке.

Камилла поднесла руку к голове, потрогала гладкий шиньон, который прикрепила Тэсс в конце рабочего дня. У Тэсс был дар причесывать людей. Камилла подозревала, что не пройдет и года, как Тэсс уже не будет здесь работать: слишком большой талант пропадал в сонном курортном городишке.

– Да. Ты прав. Я действительно так причесывалась.

Теперь каждый субботний вечер, независимо от наличия денег и усталости, они выбирались в свет. Мать Камиллы брала к себе Кейти (это она любила), а родители девочки старались доставить радость друг другу: по совету психолога каждый раз красиво одевались, словно все еще переживая период ухаживания, и беседовали, уйдя от убаюкивающего телевизора и домашних дел. Иногда Камилла опасалась, что они не справятся, что Хэлу с трудом даются необходимые комплименты – свидетельство того, что он по-прежнему обращает внимание на ее внешность. Трудно найти свежую тему для двухчасовой беседы с тем, с кем ты разговаривал всю неделю. Особенно когда запрещено говорить все время о вашем ребенке или собаке. Но иногда, как в этот вечер, она улавливала искренность в его комплиментах и черпала уверенность в заведенном порядке: сначала неспешное принятие ванны, потом ресторан, где Хэл по-прежнему выдвигал для нее стул. В конце вечера они изредка занимались любовью. Нужно уделять время друг другу, советовал психолог. Вам нужно построить свои будни. Им еще многое предстояло построить.

Хэл заказал вино. Она заранее знала, какое именно. Шираз. [16] Скорее всего, австралийское. Она осторожно придвинула к нему ногу под столом и почувствовала ответное движение.

– Мать наконец-то продала дом.

– Белый дом?

– Ну да. Не папин же.

– Значит, все-таки продала. Интересно почему.

– Не знаю. Она ведь ни за что не скажет.

– Почему меня это не удивляет?

Она готовилась к пренебрежительному замечанию, но услышала лишь признание скрытности матери.

– Кто купил?

– Какой-то владелец отелей. Собирается превратить его в роскошное заведение.

Хэл присвистнул:

– Придется ему потрудиться. Она уже много лет ничего там не делала.

– Несколько лет назад чинили крышу. Но, думаю, для него деньги – не самое главное.

– Вот как? Набиты все карманы?

– У меня такое впечатление.

– Интересно, сколько она выручила. Участок большой. С великолепными видами.

– Мне кажется, сработала нетронутость постройки. Сейчас все гоняются за подлинностью. По-моему, она и часть мебели продала вместе с домом.

– Я хотел бы пожить в таком домике, – одобрительно пробормотал Хэл.

– Ну нет. Слишком близко к краю обрыва.

– Пожалуй, ты права.

Иногда им удавались продолжительные беседы без упоминания случившегося. И даже в мыслях этого не было. И теперь она подавила в себе потребность сказать что-то еще о доме, чтобы продолжить разговор. Когда распадается пара, происходит еще одна вещь, о которой никто никогда не говорит: ты теряешь человека, на которого обычно вываливаешь все те малоинтересные наблюдения, которые собираешь в течение дня. Мелочи, которые не тянут на телефонный звонок приятельнице или знакомой, однако о них хочется упомянуть. Хэл никогда в этом отношении не подводил. У них всегда находились темы для разговора. И она была ему за это благодарна.

Она понюхала утку еще до того, как тарелка коснулась стола: горячая, жирная, сочная, с цитрусовой ноткой в соусе. Она не ела с самого утра – по субботам часто так случалось.

– Заглянешь к своей маме завтра?

– Нет.

– Куда же ты пойдешь? – спросила Камилла и сразу пожалела о своих словах. Они почему-то прозвучали натянуто. Она дала задний ход: – Я просто хотела узнать, нет ли у тебя каких-то особых планов.

Хэл вздохнул, словно взвешивая, как ответить.

– Ну, я не знаю, стоит ли считать это чем-то особым, но один из моих соседей в Керби устраивает завтра званый обед. Мы с Кейти приглашены. У него тоже маленькая дочь. На год младше, – добавил Хэл. – Если ты не возражаешь, я подумал, что мы могли бы пойти. Девочки хорошо общаются.

Камилла улыбнулась, пытаясь скрыть внезапное огорчение. Больно было сознавать, что их двоих куда-то пригласили без нее. Мысль, что Кейти завела подруг, пустила, так сказать, корни в том месте, где он родился…

– Так ты согласна?

– Конечно. Мне просто было интересно.

– Ты тоже можешь пойти, если хочешь. Уверен, они тебе понравятся. Я все равно тебя пригласил бы, но ты обычно любишь отдохнуть в воскресенье.

– Нет… Нет, обязательно пойдите. Просто… Я так мало знаю о твоей жизни там. Мне трудно представить тебя… ее…