– А то, что в вашем отеле тоже есть бар, никак к делу не относится?

– Это не имеет значения. Я прожила здесь всю жизнь.

– Вероятно, поэтому и не видите, какое здесь захолустье.

– Послушайте, мисс Как-Вас-Там. Мы не желаем здесь видеть отребье. Не хотим, чтобы сюда хлынула пьяная публика Сохо. Здесь не такой городок.

– Но «Аркадия» не будет таким отелем. К вашему сведению, постояльцы здесь будут избранные, те, кто потратит две или три сотни фунтов за ночь. И такие люди ожидают найти в отеле стильную обстановку, уют и тишину. Советую вам для начала уточнить информацию и оставить меня в покое, чтобы я делала свою работу. – Дейзи развернула коляску, не обращая внимания на посыпавшуюся из сумки картошку, и быстро пошла через площадь, сердито моргая. Потом она повернулась и прокричала по ветру: – А собаку вам следует дрессировать лучше. Она крайне невоспитанна.

– Можете передать своему боссу, милая дама, что вы о нас еще услышите, – донесся до нее ответ Сильвии Роуан. – Мы народ Англии… И мы пока не сказали свое слово.

– Да провались ты, старая кошелка, – пробормотала Дейзи и, отойдя подальше, туда, где не было зевак, остановилась, закурила пятую сигарету, глубоко затянулась и ударилась в слезы.

12

Дейзи Парсонс принадлежала к тому типу молодых женщин, о которых представители старшего поколения одобрительно отзывались: «Чудесная девушка». И она действительно была чудесной: с самого раннего детства милое дитя со светлыми кудряшками, словно модель с этикетки для мыла, улыбчивое и спокойное. Она училась в частной школе, где все ее любили, и трудилась очень прилежно, чтобы сдать экзамены по архитектуре, искусству и дизайну, в котором, как утверждали наставники, у нее был «хороший глаз». В подростковом возрасте, если не считать короткого и неудачного эксперимента с растительным красителем для волос, она не доставляла беспокойства родителям, заставляя их не спать до самого утра. Все ее немногочисленные кавалеры были тщательно отобраны и производили благоприятное впечатление. Расставалась она с ними с сожалением, обычно плакала, сознавая свою вину, поэтому впоследствии почти все они вспоминали о ней без злобы, чаще всего как о «той, что сорвалась с крючка».

А затем появился Даниель: высокий темноволосый красавец из респектабельной семьи бухгалтеров, с пуританской трудовой этикой и взыскательностью к стилю. При знакомстве с ним девушки сразу находили кучу недостатков у своих кавалеров. Даниель пришел, чтобы защитить ее, в то время, когда она начала уставать от необходимости выживать одной, и оба тут же распределили роли в своем союзе, которые никогда не менялись. Даниель стал двигающей силой их бизнеса, проявлял упорство, настойчивость… Одним словом, защитник. Это освободило Дейзи, и она наконец стала безукоризненной версией самой себя: красивой, милой, сексуальной, уверенной в его обожании. Прелестной девушкой. Каждый видел идеальное отражение себя в глазах другого, и это им нравилось. Они редко спорили – не было причин. Оба не любили лишние эмоциональные всплески, если только они не были преддверием любовных игр.

Поэтому ничто не подготовило Дейзи к ее теперешней новой жизни, где она оказалась в центре всеобщего порицания и почти бесконечных споров со строителями, местными жителями, родителями Даниеля, да еще в то время, когда она была наиболее уязвима без своего обычного оружия – очарования, к которому можно было бы прибегнуть. Сантехники, не обращая внимания на ее мольбы, ушли работать на другой объект, потому как не могли начать установку оборудования ванных комнат, пока строители не закончили работу над новым отстойником. Строители не могли закончить работу над новым отстойником, поскольку ждали недостающие материалы. Поставщики же, видимо, эмигрировали из страны. Сильвия Роуан, судя по разговорам, планировала устроить общее собрание в знак протеста против осквернения виллы «Аркадия» и угрозы лишиться стандартов, морали и общего благополучия мерхемских жителей, если работы продолжатся.

Джонс тем временем позвонил в холодной ярости на следующий день после ее столкновения на рыночной площади и вылил на нее целый ушат недовольства, заявив, что она совершенно не справляется. Он не мог поверить, что они уже отстали по срокам. Он не мог понять, почему двутавровый профиль, который наконец был доставлен, оказался не той ширины. Он уже не верил, что они откроются, как планировалось, в августе. И, если быть до конца откровенным, он уже сильно сомневался, что Дейзи способна завершить работу так, как ему надо.

– Вы не даете мне ни единого шанса, – попробовала возразить Дейзи, глотая слезы.

– Вы даже не представляете, как много шансов я вам даю! – рявкнул он и повесил трубку.

Миссис Бернард появилась в дверях с Элли.

– Даже не начинайте плакать, – сказала она и кивнула в сторону террасы. – Они и без того не воспринимают вас серьезно. Начнете рыдать, и они разнесут по всему городу, что вы обычная слезливая дамочка.

– Большое спасибо, миссис Бернард. Вы мне очень помогли.

– Я просто говорю, что не хочу видеть, как они вытирают о вас ноги.

– А я просто говорю, что если мне понадобится ваше мнение, то я так и скажу, провались оно все пропадом.

Дейзи схватила со стола папку с бумагами и решительно вышла, чтобы отыграться на строителях – всего лишь второй раз в жизни (в первый раз она впала в такую же ярость, когда Даниель признался, что выбросил ее любимую мягкую игрушку на помойку, поскольку она, видите ли, не гармонировала с их спальней). На этот раз она кричала так громко, что ее было слышно даже у церкви. Угрозы и ругательства носились в атмосфере, более привычной к крикам чаек и шилоклювок. Радиоприемник пролетел по кривой траектории над тропой утеса и разбился внизу о камни. Засим воцарилась долгая тишина, после чего шестеро недовольных строителей, бормоча что-то себе под нос, медленно разбрелись во все стороны, дабы найти, чем бы себя занять.

Дейзи, разозленная, готовая вновь взорваться, прошествовала в дом, держа руки на бедрах, словно на кобуре, как позже ворчали рабочие.

На этот раз ее встретила тишина. Миссис Бернард и Элли с улыбками исчезли в кухне.

– И как там идут дела?

Камилла нанесла парфюмированный крем на руки матери, обернула их полиэтиленом и сунула в варежки с подогревом. Это была единственная процедура, на которую та соглашалась, – еженедельный маникюр. Маски для лица, обертывания – все это она считала пустой тратой времени, но о руках всегда заботилась, давно придя к выводу, что раз прикосновение – одно из главных средств общения с дочерью, значит оно должно быть приятным.

– Идут понемножку.

– Тебе тяжело на это смотреть?

– Мне? – Мать фыркнула. – Ничуть. Мне все равно, что они там делают. Но бедной девочке приходится нелегко.

– Почему? – Камилла подошла к двери, чтобы попросить чашку чая. – Тэсс слышала, что она одна управляется с ребенком.

– Так и есть. И почти все время ходит заплаканная. Рабочие не воспринимают ее всерьез.

– Думаешь, она справится?

– В теперешнем состоянии? Видимо, нет. Слишком она мягкая. Не представляю, как ей удастся превратить тот дом в отель. И времени у нее только до августа.

– Бедняжка. – Камилла подошла и присела рядом, лицом к матери. – Нужно будет съездить к ней всем вместе. А то ей, наверное, одиноко. – Она протянула руку за спину, сразу нашла крем и принялась накладывать его себе на руки.

– Я и так к ней все время езжу.

– Ты ездишь туда ради малышки. Даже я это знаю.

– Она не захочет, чтобы вы вмешивались. Она решит, будто я все о ней рассказываю.

– Ты действительно все о ней рассказываешь. Не противься, мы устроим семейную вылазку. Кейти будет в восторге. Она давно там не была.

– Разве Хэлу не нужно работать?

– Он имеет право на выходной, ма, как все мы. – (Мать лишь хмыкнула.) – Послушай, ма, ты ведь тоже не хочешь, чтобы ей стало невмоготу. Вместо нее приедет какой-нибудь идиот и начнет там устанавливать золотые пьедесталы с джакузи. А, привет, Тэсс. Как освободишься, сделай нам чаю с молоком, без сахара. На фасаде появятся спутниковые тарелки, и каждые выходные там будут проходить конференции.